Алексей ВЕДЁХИН (г. Санкт-Петербург) СКАЗКА-МОДЕРН

— Что это вчера было? — Макошь стояла, уперев руки в бока, вперив взгляд пронзительных красных глаз на мою опухшую рожу. — Как вы меня задолбали со своим Водянычем! Целыми днями настойку мухоморную глушите да лилиями закусываете!

Ох, пенёк родной, лес дорогой… Совсем баба моя разошлась — всем кикиморам кикимора. Вот вроде ничего необычного не произошло. Ну выпили с водяным, повод был: русалка его сбежала к Нептуну, позарившись водорослями морскими, да раковинами жемчужными.

— Морду наглую не отворачивай, когда жена с тобой разговаривает! — продолжала причитать благоверная супруга. Казалось, ещё чуть-чуть и перейдёт на хрип, так сильно она из платья выскакивала, надрываясь.

— Макошечка, любовь моя зеленоглазая, не кричи ты так — голова трещит, будто косолапый наступил, — я пытался защищаться от нападок. И ведь не врал почти. Михалыч вчера и правда с нами гужбанил, а нажравшись и падая, случайно ногой мне по темечку заехал. Я вспомнил об этом только что, ворочаясь на мягком мху: шишка на ощупь была размером с кулак. Медвежий такой кулачок, основательный.

— Да ну тебя! — горестно взмахнула руками моя кикимора и присела на пенёк, отвернувшись от меня. — У всех лешие как лешие, а мой хуже человека русского! Хоть бы раз шишку подарил али по хозяйству помог. Ты, чёрт деревянный, когда последний раз свои угодья обходил? Белки все сосны обожрали, лисы глотать ушастых не успевают — зайцы плодятся как кролики, медведи и того хуже! Один с тобой кирять повадился, остальные волкам спасу не дают, гоняют: того и гляди, за овцами посылать некого будет!

Я перевернулся на другой бок. Голова разболелась пуще прежнего. Хотя, если честно, ответить мне было нечего. Малышка совершенно права. Всё этот Водяныч! Прибегай, говорит, на минутку, отведать новой настойки. Клялся ещё, что не разбавлял грибочками. Обманул, жаба болотная. Теперь лежу, умираю и нотации выслушиваю. Надо как-то исправлять ситуацию… Но как?

— Макошечка, а хочешь, я с тобой за детками пойду в деревню? На шухере постою, пока ты малых воруешь? Или же дров наколю для супчика? И травок соберу, чтобы наваристей был!

Супруга развернулась ко мне боком, искоса сверкая глазками, и пристально, с удивлением вперив свои очи:

— Ты? Да на шухере? Да дров наколешь? Ожил, что ли? Морда красная. Проспишься, тогда принеси мне третий айпад.

— Дорогая, что, прости? — я совершенно не понял последнего слова, видимо так напился вчера до дурости. — Чего принести?

— Лешак, ты совсем плохой? Три лопаты угля. Для готовки ужина, — Макошь кинула в меня тряпкой, — и на кой ты мне на голову такой свалился?

Померещилось чудное. С перепою чертовщина в голове. Надо у него, у черта, спросить будет, когда он меня попутать успел. А слово-то странно знакомым показалось теперь…

С этими мыслями потихоньку и провалился в похмельное забытьё.

* * *

Холодный тусклый свет раздражал глаза. Ничего толком не было видно. Длинный ряд современного криогенного оборудования тянулся вглубь комнаты вдоль длинной обшарпанной стены.

В креслах полулёжа находились странные фигуры, обернутые во всё чёрное. Словно нелепые сгоревшие головешки, тени некогда полных сил крепких деревьев. О том, что они возможно до сих пор живы, говорила уйма проводов, обвивавших каждый, казалось, миллиметр их конечностей. На головах так и вовсе дикое сплетение «дредастых» контактов.

Ночка для дежурства та ещё. Впрочем, такое здесь всегда, словно в морге трудиться: нужно иметь крепкие нервы.

Два человека в искрящихся белизной халатах сутуло сгорбились за мониторами огромных моноблоков, мирно-тихо перешептываясь время от времени.

На столе не было и места, где яблоку упасть: абсолютно каждый сантиметр был завален кипами бумаг, килограммами измерительных приборов, да пустой посудой. Видимо, выкроить минутку-другую на нормальный обед у этих людей и вовсе не бывает времени. Ученые, одним словом. Дети науки.

— Смотрел «Ванильное небо»? — спросил один другого, откинувшись на спинку стула и тяжело вздохнув.

Второй, не отрываясь от своих занятий, пробурчал:

— Это фильм или игра? Что-то знакомое…

— Дубовая ты голова! Жену-то когда последний раз видел? Сходи, отдохни, да её спроси.

— Схожу… Спрошу… — задумчиво почесал затылок второй и вдруг подскочил на месте, ткнув дрожащим пальцем в монитор. — Смотри! Что это?!

— Ничего не вижу, — первый внимательно уставился в экран, старательно прищурив глаза.

— Где вас идиотов набирают?! Беда это! — второй энергично застучал по клавишам. — Чем характеризуется состояние глубокого сна?!

— Дельта-волнами, — пробурчал первый.

— А тут что?!

— Завышенная бета-активность, — он отступил в удивлении на шаг назад.

— А как должно быть?! — не унимался второй.

Первого казалось инсульт хватит — в глазах проявилось понимание происходящего, отчего он в панике начал метаться по сторонам.

— Чего кружишь, мать твою! Предохранитель на кресле врубай и вкалывай препарат!

* * *

Что-то резко выдернуло меня из сна. Голова почти не болела, но вокруг был полумрак. «Неужто до ночи проспал, и Макошь без меня ушла?» — первая мысль, что пришла в уставший мозг.

Но уже через мгновение я начал различать слабые блики в конце тоннеля. Неясные, мутные, словно под водой тени носились из угла в угол. Неужели это всё из человеческих баек про жизнь после смерти? Но как так? Я же лесной дух. Я бессмертен.

Попытался встать и с удивлением заметил, что это не так-то просто — удалось приподнять шею, да и то на сантиметр, не больше. У основания головы боль ударила яркой молнией, словно из меня выдёргивали хребет живьём. Искры посыпались из глаз вперемешку со слезами. Успел увидеть вокруг много-много лежанок с телами, укутанными во всё чёрное. Возле каждого лежака светились голубые квадраты и мигали разноцветные огоньки. На болоте похожие видел.

— Водяныч, сука! Напои-и-ил… — взревел я в полный голос.

— Ну тише, тише, — послышался за спиной взволнованный шёпот. После чего что-то холодное прокатилось по венам, унимая боль.

— Как он? Ты успел? — сбоку раздался другой голос, более спокойный. И краем глаза я увидел человеческий силуэт в нежнейше белом одеянии. Таком же светлом, что утренний январский снег в моём лесу. На опушке, где я так люблю сидеть на пеньке и болтать с ушастыми, угощая их морковкой со своего огорода. Стало уютно и боль совсем прошла. Глаза застелил туман. Накатила усталость, а за нею и сон. Но перед этим услышал странный и в тоже время знакомый набор слов:

— Да. Успел. Препарат вколол. Сейчас вернётся к своим мультикам. Только, зараза, чуть питательные трубки и датчики из шеи не вырвал. Как это вообще произошло?

* * *

Проснулся в поту, если так можно сказать про лесного духа без сомнений и страха. Приснится же всякое.

Скорее обернулся по сторонам. Нет, я дома, в порядке. Макоша возится в углу, собираясь идти в деревню за ужином. На меня внимания ноль — поди, ещё обижена на вчерашнюю выходку. Женщины. Что с них взять? Особенно с кикиморы. Лишь чёрный котяра Феликс сидит в ногах, вылупив огромные жёлтые глазищи на меня:

— М-м-м р-р-р… Ну что, Лешак? Медовухи или мышку? Бледный ты какой-то. Мне вон белки кедровой настойки подогнали… М-м-м р-р-р… Пальчики оближешь. Будешь?

— Нет, Феля, пожалуй откажусь, — я сделал попытку встать с мягкого мха. На удивление, это у меня получилось сразу. Чуть стол не сшиб.

— Да я смотрю, ты бодрый. Выспался? Эвон как скачешь. И правда Макошь говорит: «то ли дурак, то ли инвалид». Я тоже иногда не понимаю. Полежать бы тебе ещё немножко. Орал во сне как резаный, лапу мне отдавил… М-р-р-р… — обижено забурчал кот.

— Ой, встал мой ненаглядный! — ехидно бросила жена, увидев мои акробатические выкрутасы. — Прям как в кино: из положения лёжа на ноги выпрыгиваешь. Каратист хренов.

— Что, прости? — я совсем не понял, проснулся ли и что слышу.

— Говорим, в икс-бокс пошли зарубимся или Михалыча да Водяныча потроллим? — хором прокричали оба. Жена и кот попёрли на меня с двух сторон, бурча под нос какую-то ерунду.

«Какого лешего тут происходит?» — в панике задал себе вопрос и стал наблюдать, как пространство вокруг начинает размываться и рябить, словно помехи в телевизоре.

Стоп. Каком телевизоре?

* * *

Техники возились с оборудованием. Вокруг них бегал человек в гражданском и постоянно орал.

В углу комнаты над столом склонился ещё один мужчина с нашивками полковника, держа в руках папку и тщательно её изучая. Надпись на лицевой стороне гласила: «Совершенно секретно». Военный читал, хмуря брови:

«Александр Давыдов. Агент разведки. Специалист по разработке «внутреннего письма». На протяжении пяти лет изучал основные этапы мнемотехники: кодирование в образы, запоминание (соединение двух образов), запоминание последовательности, закрепление в памяти…»

«… получил задание выйти на американского шпиона. Получил шифровки от него. Важная информация была закодирована в народных сказках. Были даны определённые маркеры для поиска шифра и раскодировки. После запоминания большого объёма данных, информация была уничтожена. Давыдов отозван в штаб».

«Самолёт с агентом терпит крушение. Поисковым отрядом в кратчайшее время обнаружены «остатки» Александра. Тело выше пояса, а самое главное голова и мозг не повреждены. Заморожен и отправлен в исследовательскую лабораторию».

«… проект „Криогенез“ даёт надежду на извлечение необходимой информации. Путём современных систем разморозки и поддержания жизнедеятельности агент успешно проходит курс восстановления в процессе извлечения данных из мозга».

— Профессор, подойди, — он подозвал бегающего крикуна. — Давай кратко, по сути. Тяжело читать. В двух словах, что там происходит с моим агентом?

— Видите ли… — врач умолк на секунду. — Есть хорошая новость и плохая…

— Есть просто факты. Говори как есть, — полковник оборвал профессора. — Не мнись.

— Хорошая новость… — продолжил учёный и осёкся, увидев взгляд военного. — Мы смогли извлечь практически всю информацию из мозга пострадавшего. Остался последний этап. Сегодня закончим…

— Ну, а плохая? — не выдержал суровый мужчина, уступив своему терпению.

— Проект нов для нас, не всё изучено. Не обошлось и без подводных камней… Разработанный препарат дал сбой. И Александр повредил часть оборудования в последний раз, когда просыпался. Незначительно, конечно. Жить будет…

— Но?

— Мы не сможем вернуть его из сна…

* * *

Кто-то тряс меня по плечу. Еле-еле разлепил глаза. Надо мной склонился Водяныч:

— Ты это, Лешак, извини меня. Каюсь, виноват. Добавил грибочков заморских в настойку. Сам только отошёл. Всю ночь глюки ловил.

— Сволочь ты, друг мой ситный, — я пихнул его в бок; вот оно что, вот почему мне всю ночь кошмары снились. — Иди шабаш готовь, дай поспать чутка. Нам с Макошей ещё идти в деревню за детками для ужина.

Я перевернулся на другой бок. Мох под головой был таким мягким — вставать не хотелось вовсе.